Энигматист [Дело о Божьей Матери] - Артур Крупенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А кто у нас заказчик? — вполголоса, как бы невзначай, поинтересовался капитан.
Лопарев опустил глаза.
— Так кто же?
— Я… я видел его только раз. Мельком. Какой-то иностранец.
— Иностранец? А почему вы так решили?
— По акценту.
— Ну ладно. А имя, фамилия?
— Понятия не имею.
Лучко оторвался от блокнота:
— Описать сможете?
— Ну, наверно.
— Хорошо.
Капитан предложил Лопареву закурить.
— А сколько он вам заплатил?
— Кто?
— Ну этот ваш иностранец. Любопытно узнать, почем нынче Родина.
— Да что я, шпион какой-нибудь? — подскочив, воскликнул Лопарев.
Лучко, положив ему руку на плечо, силой усадил обратно:
— А чем ты лучше-то? — Перейдя на «ты», капитан снова склонился к уху задержанного. — Ты же достояние страны за границу продал.
— Я лично денег не брал, — съежившись, обиженно заявил Лопарев. И сделал то, что сделал, по сугубо идеологическим мотивам.
— За идею, значит, Отчизну продал?
Задержанный съежился еще больше:
— Мы всего лишь вернули пропавшую вещь исконному хозяину.
— Какому еще, на хрен, хозяину? — взорвался Лучко.
— Больше я ничего не знаю, — тихо сказал Лопарев и снова опустил голову.
— Ну а Пышкин-то где?
Лопарев тяжело вздохнул. Насторожившийся Лучко подался вперед:
— Не понял. А ну говори. Вы и Пышкина, что ли, грохнули?
— Не «мы», а Рябов, — признался Лопарев. — Когда в Третьяковке все пошло не совсем по плану.
— Не совсем по плану? То бишь после убийства охранника?
— Ну да. Сразу после этого Пышкин примчался ко мне на дачу. Так струхнул, что собирался явиться с повинной.
— И Рябов испугался, что реставратор всех заложит?
Лопарев кивнул.
— Ну и дела. И где же тело?
— На опушке, на поляне этой. Если надо, покажу.
— Как миленький покажешь.
Капитан смерил комнату шагами.
— Я все-таки не пойму, а почему родноверцы выбрали именно Осеево для своих… э-э…
Лучко очень захотелось сказать «шабашей», но он сдержался.
— Вы про поляну? — уточнил Лопарев. — Так с Осеева-то как раз все и началось.
— В каком смысле?
— Дело в том, что там поселился волхв Любомир. Еще в конце восьмидесятых.
— Кто-кто поселился?
— Волхвами у нас называют священнослужителей.
— Волхвами, значит? Ясно. И где этот ваш Любомир?
— Уже четыре года как умер. Но оставил нам Веру…
Несмотря на то что Лопарев говорил очень тихо, в его голосе звучала убежденность. Если не сказать фанатизм.
Срок, отведенный Дедовым для пребывания Стольцева во Флоренции, подходил к концу. Пора было складывать чемодан. Впрочем, Глеб и сам успел соскучиться по дому и совсем не возражал против возвращения. Если бы не Франческа.
Глебу до смерти снова захотелось услышать ее голос, и он торопливо набрал номер.
— Привет!
— Привет! А я как раз собиралась тебе звонить.
— Да ну?
— Нет, правда. Есть срочная новость.
— Рассказывай.
— Думаю, будет лучше, если ты сам посмотришь. У тебя в отеле есть доступ к Интернету?
— Разумеется.
— Тогда зайди на сайт «Нового Рима».
— А что такое?
— Сам поймешь. Посмотри итальянскую версию.
— Диктуй адрес.
— Набери «novaroma», точка, «org». A «www» вводить не обязательно.
Несмотря на вроде бы чисто технический характер разговора, последнее наставление показалось и без того распаленному Глебу особенно сексуальным. «Ву-ву-ву» — а именно так это произносится по-итальянски — в устах Франчески прозвучало не менее обольстительно, чем песнь сирены. Однако, в отличие от Одиссея, Глеба некому было удержать, принайтовав к корабельной мачте. Поэтому иных путей, кроме как за борт, у него не было.
С трудом отстранившись от бури нахлынувших на него чувств, Глеб подсел к ноутбуку.
Интернет-сайт «Нового Рима» оказался интернациональным. Посетитель мог выбрать любой из более чем десяти разных языков, включая латынь и русский. Глеб, как и было велено, щелкнул на иконке «Italiano». Ознакомившись с манифестом организации, а также проповедуемым ею культом римских богов — Cultus Deorum Romanorum — и просмотрев несколько разделов, он поначалу не обнаружил ничего экстраординарного. Затем его внимание привлекла рубрика под названием «Текущие события». Одно из сообщений, видимо специально набранное шрифтом, отличным от того, что использовался в остальных новостях, гласило:
«Всем, всем, всем!
Братья и сестры!
Очень скоро вы сможете увидеть реликвию, считавшуюся утраченной тысячелетия тому назад. Она долгие века служила нашим далеким предкам символом Истинной Веры. Теперь послужит и нам.
Ждите чуда!»
Глава XXXVII
…Возвращая попавшее в опалу многобожие, Юлиан по обыкновению был последователен во всем. Даже крест, который еще со времен Константина служил эмблемой на флагах, щитах и монетах, теперь был заменен символикой исконных богов. Надо сказать, далеко не все встретили нововведения с восторгом.
Но более всего Юлиана огорчало двоедушие тех, кто обратился к языческим алтарям не в силу веры, а по иным причинам — от необоснованного страха перед репрессиями до иллюзорной надежды на возможную выгоду.
«Телесные болезни можно излечивать при помощи искусных операций, но заблуждения о природе богов нельзя уничтожить ни огнем, ни железом. Что пользы в том, если рука будет приносить жертву, между тем как душа станет осуждать руку», — сокрушался Август…
…Будучи совершенным сам, Юлиан подмечал и ценил гармонию и совершенство окружающего мира: тщательно зарисовывал расходящиеся по воде круги от брошенного камня, восхищался продуманным устройством пчелиных сот, безупречной симметрией цветочных лепестков, крепостью и изяществом паутины.
Говоря о паутине и ловко плетущих ее восьминогих тварях, не могу не упомянуть о любви Юлиана к восьмерке. Полагая, что боги неспроста обычно придают форму октаэдра неограненным кристаллам алмаза — самого твердого вещества из нам известных, мой Господин считал восьмерку синонимом совершенства и поклонялся ей, словно Юпитеру или Аполлону. Что уж говорить о числе «восемьдесят восемь», которое представлялось ему божественным. Мало того, что оно насчитывает восемь десятков и восемь единиц. Оно еще и записывается восемью знаками — LXXXVIII.
Юлиан верил, что священная восьмерка, подобно путеводной звезде, освещает ему кратчайшую дорогу к славе и величию, ведет его от первого до последнего дня жизни. Так оно, в общем-то, и вышло. Даже древко поразившего его кавалерийского копья тоже окажется восьмигранным. Однако я по дурной привычке снова опережаю ход событий, словно бусы нанизываемых на нить наших судеб неумолимой Клото…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});